Шаман (рассказ)

На Кавказе грибная охота далеко не отдых. Склоны гор крутые, почти отвесные, карабкаешься по ним, как обезьяна, хватаясь за ветки кустарника. А если сорвешься – летишь вниз, как бревно, разве только подвернется коряга и успеешь ухватиться за нее. На красоты леса смотреть просто некогда, надо быть начеку. Набегавшись, присядешь на минутку и вдруг замечаешь – на ладонях листьев Адамова корня шнурком свернулась медянка, только головка стоит прямо, и бусинки глаз смотрят на тебя внимательно. Срываешься, бежишь от опасности и каким-то боковым зрением начинаешь замечать, как изумительно красив лес осенью.

Он успокаивает, кажется среди такой совершенной красоты и умереть не страшно. Все оттенки золотого, коричневого, оттенки охры и кармина буйствуют в природе. Кажется, художник по имени Осень, напившись хмельного кваса бабьего лета, перемешал все цвета на одном полотне. Склоны гор и оврагов, глубоких, отвесных, покрыты пятнами. Мелькают изредка черные головки бабок-подберезовиков, и, о радость, вышел навстречу, важно подбоченясь, как хозяин леса боровик. А уж если совсем повезет, прямо перед тобой из-под земли выпрыгнет семейка царских грибов-яйца в лукошке из упавших листьев. Кругляшок у них белый, разрежешь внутри желток. И уж совсем диковинка – гриб-печеночник, народ местный окрестил его метко и с юмором – тещиным языком. Он длинный, красный, иногда огромный круглый, действительно напоминающий язык.

Кизил еще не поспел – это ягода поздняя, зато красные капельки боярышника, густо облепившие кустарник, видны сразу. Со мной наш дворовой пес Луис Альберто. Он получил это латиноамериканское имя в память о небезызвестном сериале «Богатые тоже плачут». Этот Луис Альберто был моим спасителем, когда «улетела» в очередной ерик, на сей раз основательно повредив ногу. Попытки продолжить путь оказались безуспешными. Луис Альберто пытался тащить меня, но это ему не удалось. Сидя у ручья, я задумалась о своей печальной участи. Солнце клонилось к закату, мобильник мой при падении заглох, да куда-то вдруг запропастился и Луис Альберто. Лес постепенно приобретал угрюмость, становился неприветливым и грозным.

Прошло полчаса, и мой верный друг привел ко мне человека. Я его не сразу узнала, так причудливо он был одет. Присмотревшись – обрадовалась. Это был учитель станичной школы Палыч. Мы хорошо знали друг друга и от сердца отлегло. Он был добрым, хорошим человеком, знал лес, был умелым и надежным. Вскоре, убедившись в том, что идти я не могу, Палыч развел костер. Нам предстояло провести ночь в лесу. Перспектива не радовала, но теперь мне было не страшно. Палыч тоже собирал грибы неподалеку. Рассказчик он был необыкновенный, много лет прожил в Якутии, прежде чем приехал в этот благословенный край. Опустилась ночь, потрескивали дрова в костре, Млечный путь рассыпал зерна звезд на черноземе ночного неба, Луис Альберто, привалившись к моей спине, похрапывал, а я слушала рассказы Палыча.

В Якутию он поехал за длинным рублем, вернее, копеечная зарплата учителя снарядила его в дальний путь. Строил там школу, а потом работал в ней директором. Жизнь в Якутии была полна экзотики. Жил с семьей в этаком временном жилище – балке, отапливать надо было его круглосуточно, если уснешь, рубашка на теле примерзала к стене, а над головой повисала глыба льда от дыхания. Зато можно было, выйдя за порог, отрубить от туш, стоящих во льду, заготовленных заранее, кусок оленины, или сделать строганину из жирной вкуснющей нельмы или хариуса. Запомнилась мне и историйка о вине. Шел Палыч по улице городка и обратил внимание на то, что якуты несут куски розового льда в авоськах – это было вино. Продавец отрубывал куски вина и взвешивал. Якуты обсасывали куски, закатывая от удовольствия глаза, говорили: «Холосо»!

Однажды в городке установили телевышку и отличившимся охотникам подарили первые телевизоры. Палыч пообещал своему соседу-якуту подключить телевизор, что и сделал вскоре. Когда на экране телевизора запела какая-то знаменитость, якут настойчиво начал приглашать ее в гости попить чаю. Очень огорчился, когда ответа не последовало, зашел с обратной стороны, надеясь, что там находится дверь. Палыч, как мог, пытался объяснить человеку премудрости телевизионного приема и, хоть усилия были напрасны, якут немного успокоился.

Спустя несколько дней Палыч поинтересовался, какие передачи смотрит охотник. Тот, улыбнувшись, заверил: «Все холосо. Смотрим, однако, снег идет. Да и на дворе снег идет, боюсь сыну трудно в дороге». Палыч понял, что нажата была не та кнопка, и экран «снежит». Зайдя вечером к соседу, он убедился в правоте своего предположения. Старик с женой прилежно сидели у телевизора и внимательно вглядывались в белую вьюгу на экране. Смотрели уже давно, в надежде в этой снежной круговерти разглядеть сына.

Палыч повернул кнопку, и на экране появился диктор. Дед всплеснул руками и побежал в соседнюю каморку. Он принес оттуда мешок со шкурками песца и колонка и, вынимая их, выкладывая перед Палычем, приговаривал: «Ты – великий шаман. Ты смог остановить снег. Бери, пожалуйста, шкурки, останови снег и на дворе, пусть сын поскорее приедет». Палыч пытался объяснить, что этого сделать он никак не сможет, но якут долго не унимался.

А утром снегопад прекратился, и охотник, встретив Палыча, добродушно погрозил ему пальцем: «Однако, можешь ты все. Шкурки я твоей жене отдал, спасибо, шаман!»

Утром опухоль на ноге немного спала. Опираясь на руку Палыча, я могла потихоньку передвигаться. Наверное, потому, что рядом со мной шел сам шаман.