Здесь родился Остап Бендер. Из истории журналистики

В 20-е годы прошлого столетия группа молодых литераторов по разным причинам оставила свой любимый город - красавицу Одессу и отправилась в Москву. В числе первых уехали Валентин Катаев и Юрий Олеша. За ними потянулись бывший брат Катаева (известный под псевдонимом Евгений Петров) и Илья Файнзильберг (Илья  Ильф). Они-то и придумали Остапа Бендера, который фигурировал сначала в газете, а потом перекочевал в роман "Двенадцать стульев".

А газета эта называлась "Гудок" -  обычная железнодорожная, но только много в ней было и необычного. Вот почему здесь сотрудничали Исаак Бабель, работал Михаил Булгаков, заходил "на огонек" Константин Паустовский…

Первая необычность состояла в том, что газета имела свое издательство, заведовал которым революционный матрос. Главной его задачей было не пропустить в печать контру. В таких случаях он выразительно похлопывал по кобуре маузера, но и молодые литераторы были не лыком шиты.

Был еще бесплатный проезд по стране, другие причи-тающиеся льготы, было какое-никакое, но жилье, красноречиво описанное Ильфом и Петровым в своем романе.

И было еще великое счастье - в феврале 1972 года я по совету сотрудников "Гудка" встретился с известной в литературных кругах личностью - бывшим заведующим отде-лом писем "Гудка" Иваном Семеновичем Овчинниковым. Готовились материалы для дипломной работы "Юрий Олеша - фельетонист "Гудка". В Ростовском университете с инте-ресом познакомились с его фельетонами многие почитатели таланта этого мастера слова - об Олеше не было практически публикаций, он находился в вынужденном забвении…

Иван Семенович не по годам подвижный, живой, вспоминал яркие детали того гудковского  периода, молодо светились у него глаза: как-никак, а именно в его отделе четвертой полосы выходила уникальная стенгазета "Сопли и вопли", в которой доставалось многим за ляпы и несуразности. За молодое литературное чванство досталось и Михаилу Булгакову. Делалось это с большим тактом, любовью к молодежи, и никто не обижался за дружеские подколки.

- В "Гудке" мы с Олешей отдежурили бок о бок почти десять лет. Я заведовал "четвертой полосой", он исправно поставлял для нее свои знаменитые стихотворные "маленькие фельетоны". Хозяйство тогдашней "четвертой полосы" редакционные остряки не без иронии называли однолошадным. Лямку этой действительно единственной лошади с большой натугой тянул опытный журналист А. П. Григорович. Заведуя полосой, он выполнял также обязанности секретаря, архивариуса, литературного правщика и, конечно, рассыльного своего отдела, - отметил мой собеседник.

Туберкулезному Григоровичу такая нагрузка была явно не по силам. Поэтому, как только при редакции был организован отдел рабочих писем, Григорович сейчас же пере-кочевал в этот отдел.

Заведовать "четвертой полосой" поставили меня. Сам начинающий писатель, Григорович, наряду с рабкоровскими заметками, охотно печатал на "четвертой полосе" свои и чужие стихи, рассказы, раешники, очерки. Пишущую братию, особенно литературную молодежь, эта слабость Григоровича к "изящной словесности" влекла в "Гудок" подобно магниту. Под действием этой магнитной силы многие тогдашние поэты - Поморский, Жаров, Безыменский, Молчанов и другие свои первые стихотворения несли именно в "Гудок". Здесь "жилплощадью" культурно-бытового отдела служила последняя, четвертая страница.

В коридорах редакции на Новой Басманной все чаще стал появляться невысокого роста слегка сутуловатый мо-лодой человек в поношенном пальтишке.

- Одессит, поэт, пишет стихотворные фельетоны, - аттестовала незнакомца Фомина, журналистка с дореволюционным стажем. Разрешите, я дам ему какую-нибудь нашу тему? Увидите, сделает на большой! Талантище так и прет из парня!

На другой же день новичок пришел в редакцию с готовым фельетоном.

- Олеша, - назвал он себя, подавая маленькую крепкую ладошку, и положил на стол листок со стихами. Под фельетоном была подпись Касьян Агапов. Фельетон мне понравился.

- А вот псевдоним у вас какой-то уж очень лапотно-сермяжный!

Не дослушав до конца, Олеша берет ручку, пропахива-ет жирную резкую черту по Касьяну Агапову, а сверху так же жирно выводит "Зубило". Так родился псевдоним, который почти на десять лет стал своего рода знаменем "четвертой полосы", да, пожалуй, и всего "Гудка" в целом.

Фельетоны Зубила многие старые железнодорожники помнят до сих пор. В этом я не раз убеждался, встречаясь с пенсионерами. Двое из них оказались моими соседями по купе в поезде "Камышин-Москва". Узнав, что я работал когда-то в "Гудке", один из них  стал припоминать стихи, которые он прочел на последней странице "Гудка", будучи еще двенадцатилетним школьником:

Без большого труда вспомнил он и автора фельетона - Зубило!

Писал Олеша удивительно легко и свободно. Когда этого требовала газета, он писал два фельетона один за другим, не вставая с места.

Свое мастерство стихотворца-импровизатора Олеша демонстрировал иногда в стенах редакции, немало удивляя искушенных журналистов.

Прямо от двери его брали под руки и ставили на ближайший стол. Так начинался сеанс стихотворных импровизаций - своего рода "египетские ночи" эпиграмм и каламбуров. Любой из присутствующих мог предложить Олеше тему, задать вопрос. И он тут же отвечал четверостишием.