Яйца-миротворцы

Август, последняя пятница месяца. Вечерняя электричка в одной из русских губерний. Едут студенты, едут командировочные на выходные, после честно отработанной пятидневки, едет прочий народ по своим делам. Вагоны набиты битком. Местами – давка, сравнимая разве что с поездками в теплушках (времён гражданской войны), или насильственной миграцией. Перед остановками, желающим сойти приходится, чуть ли не в бой вступать с другими пассажирами, а всё из-за того, что тем, бедным, просто нет возможности уступить дорогу.

Из тамбура, если только можно так описать – выплыла, возвышаясь немного над толпой, кондуктор, но тогда эти слова, по отношению к пассажирам того вагона, прозвучали бы банальным кощунством. Не церемонясь, она мощью своего тела легко разрезала толпу, словно ледокол окрепший лёд. Это был великолепный образец силы и могущества, весом за хороший центнер, с непроницаемым лицом в женской форме МПС, сравнимый разве что с живой скалой, спереди которой прилепились два ласточкиных гнезда, правда, в каждом гнезде поместилось бы по орлу. Между «гнёздами» висела кондукторская сумка на широком ремне. Она с высоты своего величия безошибочно определяла зайчиков и безразлично собирала дань с оправдывавшихся пассажиров, пока не подошла к седьмому вагону. Проверив наличие билетов в тамбуре и на передней площадке вагона, она снова двинулась по проходу, уверенно прокладывая себе тропу:
- Ваш билетик? Так, что у нас?

А нужно сказать, что голосовые связки у неё были одной тональности со знаменитым русским басом прошлого века. У сонного мужчины, пожилого возраста, спросила своим «нежным» голосом, положив перед этим ему на плечо руку, и слегка встряхнув: «Милок, билетик есть?!». Милок, потом всю дорогу до своей станции сидел молча, будто каменное изваяние сфинкса, хранящее тайны древнего Египта, но только с широко раскрытыми глазами, ни на что не реагируя. По другую сторону прохода, возле окна сидела девушка, прижав к себе виолончель в футляре, стоящим на полу, естественно, под стеночкой. По глазам видно, что её сейчас нет в вагоне, она где-то далеко порхает на музыкальном лугу, среди чарующих звуков. Дошла очередь проверки билета и до неё. На вид она была не то, чтобы юное создание, но очень молода, хрупка, на что сразу обращалось внимание, и именно футляр, стоящий рядом, оттенял её возраст.
- Ваш билетик?

Очнувшись от грёз, барышня протянула кондуктору билет.
- Откуда, куда едем?
Ответ не замедлил себя ждать.
- Контрабас ваш?
- Это виолончель, а не контрабас.
- Хорошо, что не пианино. Плати за место.
- Но позвольте, во-первых, она много места не занимает, а во-вторых, я еду с благотворительного концерта.
- А мне наплевать – откуда ты едешь. Плати за место по тарифу провоза багажа.

В вагоне воцарилась тишина, лишь на дальней площадке смеялась молодёжь. Большинство пассажиров притихло, прислушиваясь к разгоревшемуся спору. Ведь обычно скучно едут незнакомые люди, а тут, несомненно, что-то назревает, поэтому очень становится интересно относительно будущего развития событий. Стоящие плечом к плечу в проходе люди, кое-как и даже, как ни странно, с извинениями, но развернулись в сторону назревающего инцидента. А что таковой, обязательно произойдёт, никто уже не сомневался, разве только сам кондуктор. С дальних сидений, по этому ряду, некоторые любопытствующие даже привстали, проявляя интерес, и принялись удивлённо высказывать своё мнение:
- Ну, надо же, упорно платить не хочет. Ну и молодежь нынче пошла!

Поначалу мнения пассажиров разделились, потом, узнав детали, т. е. о благотворительном концерте, они единодушно приняли сторону виолончелистки.
На проходе стоит гармонист со своим музыкальным инструментом через плечо, до которого очередь проверки ещё не дошла. По глазам видно – с доброй гулянки добирается домой. В тесноте пробует растянуть меха у своей двухрядки, но тщетно. Из толпы кто-то ему просяще кричит:
- Вытруси пару нот, а кондукторша споёт, у неё голос – сам Шаляпин позавидовал бы, а там и виолончель пристроится, и на нашей земле появится трио седьмого вагона.

Кондуктор поверх голов смотрит в сторону, откуда прозвучало предложение:
- Вы сейчас договоритесь – я вам так спою, что на следующей остановке сами повыскакиваете из вагона, - потом опять обращается к девушке. - Я смотрю – ты игнорируешь законный провоз своего контрабаса.
Из ближнего тамбура (там любопытные уже открыли двери в вагон) раздался раздражённый женский голос:
- Молодушка, сделай подвиг – дай ты ей по голове своим контрабасом!

Барышня исступлённо взвизгнула:
- Сколько раз нужно повторять: виолончель! Неужели трудно понять: это же святое, а не простое бум-бум! Виолончель появилась в ХV веке, и не смейте её называть контрабасом! Великие итальянские…
- А я ещё раз говорю: мне наплевать, где он и как появился. Плати деньги за свою волынку!
- Да как вы смеете? - у хозяйки виолончели выступили слёзы. - Это чудо струнной музыки так обзывать?!
- О! Сама призналась – чудо! А может, ты сама это чудо где-то спёрла и вдобавок хочешь его бесплатно провезти? Последний раз добром прошу: плати за свой фанерный ящик, иначе начну предупреждать, а я после первого предупреждения становлюсь буйной. Плати три рубля, считаю до трёх.
- Ну, как вы не поймёте? Как же вам не стыдно? Вы чья-то мать, и разве нельзя понять, что я два часа бесплатно играла для детей.
- Рожают тоже бесплатно, а потом за это расплачиваются всю жизнь. Сделай зарубку на своей деревяшке – в электричке должны платить все и за всё.

Чей-то весёлый голос из толпы:
- Пока ты с неё «трояк» давишь, на следующей остановке из остальных вагонов «стольник» выдавится.
Но кондуктор своё дело знала. На этой линии, данный перегон был самым протяжённым, поэтому у неё времени было ещё достаточно. Она поковырялась указательным пальцем в носу, потом оторвала билет, и этой рукой протянула его девице:
- Гони три рубля, пока моё сердце окончательно не очерствело.
- Нет бога, кроме министра путей сообщения. О, владычица счастливого седьмого вагона, дозволь смиреной служительнице музы, проехать без слёз к своей маме, - раздался юношеский голос.
- Это кто пропел-то? - прогремел грозный бас в ответ. Кондуктор повернула голову – рядом, по ходу поезда стоял молодой человек, примерно одних лет с виолончелисткой. В левой руке он держал скрипку.
- Я. Дозволь ей, худенькой, проехать. О, прекрасная вагоновожатая!

Если сначала народ скромно хихикал в предвкушении ожидающегося представления, то сейчас в вагоне уже штормило от смеха.
- Если бы я была вагоновожатой – давно её выкинула из трамвая.
- О, в этом можно не сомневаться!
- Ты откуда такой ещё взялся? Билет показывай, музыкант.
- Вот билет, дата, подпись, всё в порядке.
- Значит, помалкивай…
- Не могу, о луноокая, моя печаль заката, я тоже с того концерта.
- Чиво? - протянула кондуктор, пытаясь осмыслить – не оскорбил ли её этот прыщ в джинсах, затем обратилась к виолончелистке. - Видишь, у мальчика совесть есть – он свою фугу в руках держит. Плати, или тоже бери свою дуру на руки.

Барышня, срываясь на фальцет:
- Это вы сами – дура, это же виолончель, сам Ростропович…
- Чт-о-о?!
В это время, электропоезд проезжает отметку «энный километр». Кто-то сорвал стоп-кран – дело не редкое для этого места. Толпа сжалась, и что удивительно – в проходе мгновенно оказалось достаточно свободного пространства. Скрипач, было, удержался на ногах, но кондуктор, одна рука которой держала билет, другая покоилась на сумке, не смогла удержать равновесие и рухнула на юное дарование, сбив его с ног. Упала сверху, полностью накрыв его своим большим желеобразным телом. Он, правда, падая на спину, успел среагировать и, оберегая инструмент, прижал футлярчик со скрипкой к груди. Они, когда падали, людей, стоящих в проходе, просто выдавили в пространство между сиденьями. Толпа спружинила в обратную сторону и стала на место. Кондуктор лежала на скрипаче, зажатая со всех сторон толпой. Поезд тронулся. Парень, покрасневший не столько от перенапряжения сил, сколько от стыда, завопил:
- Помогите! Задыхаюсь! Страдивари никогда в жизни…

Кондуктор знает свои возможности, и чувствует, что не сможет встать без посторонней помощи, не причинив вреда юноше. Можно только представить – что от него останется, если луноокая наступит на него коленкой, поэтому она оглянулась на мужчину, который ранее стоял у неё за спиной, и своим баском попросила:
- Помоги.
Скрипач, у которого выглядывал только один нос, зажатый между «орлиными гнёздами», начал вновь проявлять признаки жизни:
- Люди, помогите! Я вас молю, о люди – земляки мои! Я задыхаюсь под темпераментом этой женщины!
Так они поочерёдно призывали людей: сначала гремит бас, следом пищит «скрипичный ключ».
Мужчина, к которому кондуктор обратилась с просьбой о помощи, так мотивировал своё нежелание помочь:
- Я не могу, у меня – яйца, - он держал над головой пакет с двумя десятками куриных яиц. - Ну не могу я – яйца не отпускают!
- А-а-а-а! – раздался истошный крик юноши. - Спасите меня, спасите!

Упёршись в пол руками, кондуктор продолжала лежать на пассажире, «гнёзда» приподнялись и, к радости молодого человека, перестали гореть явным желанием задушить его.
- Нога! А-а-а! Рука, ой, больно! - снова завопил юноша, судорожно прижимавший к себе свой инструмент (имеется в виду музыкальный), но тут было непонятно – склонен он дурачится дальше, или, в самом деле, испытывает боль.
Госпожа «вагоновожатая» наклонила голову к его уху и негромко изрекла:
- Ещё раз мяукнешь, скрипач, клянусь – я к тебе приложусь, и тогда домой одного из нас повезёт «Скорая», но мне до окончания смены далеко – это точно. Гарантирую без справки.

Не дождавшись помощи со стороны, и слегка помяв скрипача, пришлось ей подниматься самой. Потерпевший стойко, без единого звука, выдержал давление чудовищного пресса. Весь внешний вид юноши с испуганными глазами, свидетельствовал о только что перенесенном опасном приключении. Он встал на ноги и, тяжело дыша, начал судорожно протискиваться в задний тамбур, даже не удосужившись привести себя в надлежащий порядок. Вслед ему раздался женский голос с ноткой жалости: «Редко теперь с таким риском становятся мужчинами».
А по вагону молва понесла через одного, второго человека, докатилась до начала вагона:
- «Страдивари» украли!
- Кондуктор руку «зайцу» сломала, защищаясь.

В передний тамбур новость передали исключительно шепотом:
- Осторожно, кондуктор – самбист.
Интеллигентного вида мужчина, до этого времени безучастно сидевший в середине вагона, вдруг ожил, лицо стало удивлённым, завертел головой по сторонам:
- Как?! Страдивари – в электричке? Здесь не может быть Страдивари! Это противоестественно.
Бессердечный кондуктор подняла с пола раннее оторванный билет и протянула его виолончелистке: «Ну!».
Мужчина, держащий пакет с яйцами, не вытерпел и, улучив момент, обратился к кондуктору, трогая её за плечо свободной рукой:

- Да сколько же можно издеваться над человеком? Вы только вдумайтесь: она два часа своей жизни пожертвовала на благие цели. А вы за три рубля готовы её удавить. Ну, возможно, нет у неё этих трёх рублей?!
- Ты не лезь не в своё дело!
- Вот – возьмите трояк.
- Нет, платить должна – она!
- Возьмите пять рублей, и, пожалуйста, сделайте наше времяпровождение в этом вагоне более удобным и приятным.
- Нет! Я со своими зайцами, и их контрабасами, сама разберусь!
Виолончелистка схватилась рукой за сердце.
- Это не электричка, а ловушка ненависти! - громко произнёс мужчина, и начал продвигаться к выходу. На его место, за спиной кондуктора, передвинулся другой мужчина, и тоже начал заступаться за девушку:
- Действительно, беспредельный поступок: за три рубля девушку с благородными манерами довела до слёз и ни перед, чем ни остановится, чтобы её со свету сжить… Ну и характер. Бедный муж, если только он есть! Я на его месте давно повесился бы.

Не зная, что это другой пассажир, кондуктор, повернувшись вполоборота, кидает ему через плечо фразу:
- Придёт и твоё время – повесишься, а сейчас договоришься, что тебе придётся за свои яйца заплатить.
У мужчины мгновенно покраснели уши. Он удивлённо пожал плечами и неторопливо, словно взвешивая каждое слово, спросил: «А что – мои яйца, больше твоего контрабаса?».
Кондуктор повернулась в сторону недовольного пассажира, мешающего работать, с явным желанием развить тему о яйцах, но, увидев, что попала впросак, безмолвно развернулась и пошла по вагону, забыв про виолончелистку с контрабасом:
- Ваш билетик, а ваш? Зайцы, поднимайте лапы сразу, - не обращая внимания на то, что «яйца» произвели эффект разорвавшейся бомбы, вынудив добрую половину пассажиров на долгое время разразиться истерическим смехом.

04.12.2007