Как это было (ч. I)

Как это было
(часть I)

Вера вполголоса рассмеялась. Матушка толкает её под бок: «Что же ты делаешь, сукина дочь?». А дочку ещё больше разбирает – Николай левой рукой крестится.

Перегорода Вера Дмитриевна родилась 28.02.1926 г. в семье бывшего чекиста, приехавшего в 1917 году, по заданию ВКП (б), в село Щербиновка для революционной деятельности. После спада промышленности Донбасса в гражданскую войну, ее отец, Дмитрий Пантелеевич боролся с бандитизмом, разрухой. О нём можно без прикрас сказать: этот человек стоял у колыбели Советской власти в нашем районе, отправляя в небытие старую ненавистную жизнь рабочих Щербиновских рудников. Молодёжь, родившаяся в 20-е, уже была лишена возможности слушать горькую песню, ранее звучавшую из распахнутых кабаков, где шахтёры пропивали кровные, заработанные тяжким трудом:
- А от жизни каторжанской -
Потерял я, вид жиганский…

Дзержинцы тянулись к новой жизни, подобно молодым зелёным побегам. Весной 1941 г. Вера вступила в комсомол. Семья Перегороды ждала с нетерпением 22 июня – Катя, сестра Веры, должна была рожать в этот день. И, действительно, рано утром, на свет появилась девочка, а уже через час, после радостного известия, погожий воскресный день омрачился – на шахтной подводе, из городской больницы возвратился отец новорожденной, которому, под конец ночной смены, на шахте «Северная», отбило четыре пальца на левой руке. Если не отступать ни на шаг от событий того далекого дня, то нужно озвучить факт, что он просто… сбежал из больницы после наложения швов, не дожидаясь, пока закончит свое действие обезболивающее. Из-за травмы, Володя отложил визит в роддом. Собственно говоря, Кате было сейчас точно не до поздравлений, но и ему не хотелось ее шокировать после удачных родов. До работы на шахте, он двенадцать лет отслужил офицером на Дальнем Востоке. Никому неизвестно по какой причине Володя приехал в Дзержинск. Вскоре стал стахановцем. Познакомившись с Катей, женился на ней (конечно, не сразу), и влился в их семью. Увидев вместо ладони, окровавленный обрубок, обмотанный какими-то, фантастическими на вид, бинтами, первым делом Вера подумала:

- Как хорошо – папа не работает в шахте…
Пожалев зятя, как могла, успокоила, и, накрыв на стол, отправилась помогать матери по хозяйству.
Семья Перегороды жила на «Новеньких». В отличие от «Стареньких» бараков рудничного посёлка, новые дома строились на четыре хозяина. Хоть квартира не напоминала апартаменты, но жили дружно, и места хватало всем: родителям пятнадцатилетней Веры, её средней сестре с мужем, младшему брату Николаю, и старшей сестре Евдокии с четырехлетней дочерью, приехавшей в гости из Житомира.

Около 11 часов дня, вернулся отец, ушедший рано утром, и обещавший вернуться ближе к вечеру. Мать, Елена Алексеевна, только взглянув на него – уяснила: случилась беда, из ряда вон выходящая, но какая именно, не смогла прочувствовать. Здесь необходимо сделать небольшое отступление и объяснить её необыкновенные способности. Она могла с 10-15 метров глянуть на человека и определить: чем он болен, и чем именно можно ему помочь. Головную боль снимала прикосновением руки. Помогала людям редко, лишь в исключительных случаях, да и то тайком. Не стоит забывать – семья перешагнула через грозовые тридцатые годы без потерь. Разве можно было ей заниматься тем, что предначертано женщинам в их роду, если муж – бывший чекист, а ныне коммунист на руководящей работе?
- Разве я начала силу терять? - подумала она, сверля взглядом своего муженька. - Странно. Очень странно.

- Мать, где мой вещмешок? - спросил глава семейства, стараясь быть спокойным, но волнение выдавало старого коммуниста; видимо, случилось нечто важное…
Елена Алексеевна глянула на него, прищурилась и всё поняла. Как стояла возле стула, так безвольно на него опустилась:
- Неужели?!
- Да, - ответил он, тяжело вздохнув.
- И что же теперь будет?
- Не знаю. За мной через три часа заедет машина, а вы, идите к шахте – в 12 часов по радио будет обращение товарища Молотова. Володя где?
Мать всплеснула руками:
- Горе с ним. У него на левой руке пальцы отбило. Я ему стакан водки налила. Сейчас спит.
- Как же это получилось?

- Говорит – породой. Сегодня ему, там, в больнице, лишнее поотрезали, - тут она перекрестилась, а муж только больше насупил брови, - зашили, а завтра нужно к доктору идти.
- Минус один солдат, - задумчиво произнёс Дмитрий. - Ничего – выкрутится. Люди без рук, без ног живут.
- А как же ты – нас дождешься?
- Вернетесь – тогда детям объявлю, и попрощаемся.
- Я не пойду.
Услышав отказ, муж подошёл, обнял Елену за плечи и, прижав к себе, нежно поцеловал кончик уха. Затем прошептал:
- Сходи, пожалуйста.

Стоит заметить, что уровень жизни в посёлках, окружающих город, к началу 40-хх, стал существенно подниматься. Семейство Перегороды, в прошлом году обзавелось тёлочкой и поросёнком, а три дня тому назад, подросшую скотинку зарезали. Мясо засолили в бочках.
- Будет, чем дочке внука кормить, - шутил он, имея в виду ожидавшееся со дня на день пополнение в их семье.
- Будто в воду глядел, - сказал Дмитрий, отпустив жену.
- Ты о чём? - равнодушно спросила Елена. - О мясе?
- Да, - сегодня впервые подумал о свершившемся факте – знаке свыше.
Супруга промолчала, но подобие искусственной улыбки тронуло её губы.
Около часу пополудни, вся семья, конечно, кроме Кати, собралась на совет и проводы отца. Проснувшийся Володя вышел из спальни. Посмотрев на не весёлые лица родных, воспринял их за незаретушированную озабоченность в свой адрес. Улыбнулся, пытаясь придать себе геройский вид.

- Да будет вам, - вытянув перед собой руку, пошевелил единственным пальцем, и, превозмогая боль, добавил. - Скоро новые отрастут.
Никто на шутку не отреагировал. Он пожал плечами, прошёл в другой конец комнаты, и уселся на свободное место, рядом с тестем.
- Не могу я вас понять, родственники мои, - Володя попытался вновь побалагурить.
- Сегодня утром, война с немцами началась, – пояснил ему Дмитрий Пантелеевич. - Скоро за мной придёт транспорт, - кинув взгляд на покалеченную руку, добавил. - Тебе, Володя, теперь быть за старшего мужчину – береги семью. Если германца не остановим – при первой возможности, бросайте всё и эвакуируйтесь, – сделал паузу. - Дочку, как решили назвать?
- Договаривались – Лидой.
- Хорошо, пусть будет Лида. Как там Катя?

- Я у неё не был, - и он, словно оправдываясь, приподнял над столом руку в окровавленных бинтах. - Вера с Дуней ходили. Говорят – всё хорошо. Да ты не волнуйся, Пантелеевич, мы постараемся, чтобы у нас, здесь, был полный порядок.
С улицы раздался звук клаксона, подъехавшего «ЗИСа». От неожиданности мать вздрогнула, глаза её увлажнились.
- Пора. Дети, идите на улицу.
Оставшись вдвоём, она пристально посмотрела мужу в глаза.
- Ну, много интересного ты там на этот раз увидела? - спросил Дмитрий, улыбаясь.
- Я тебя дождусь. Правда, не знаю – где, но дождусь.
- Спасибо тебе, моя родная, - поцеловал в губы. - Спасибо за детей, которых подарила мне. Спасибо за всё…

Прошло три с половиной месяца. Писем от мужа Елена так и не дождалась; проводили его в первый день войны – до сих пор не получили ни одной весточки. Фронт неумолимо приближался к Донбассу. Однажды соседский мальчишка, взобравшись на забор, закричал, зовя соседку:
- Верка!
- Чего орёшь? У нас маленькая только уснула.
- В нашей школе, - он запнулся, будто подавился, - в нашей школе…
- Ну, что – в нашей школе? - нетерпеливо переспросила его Вера.
- Склад разносят. Побежали, пока ещё есть возможность…
- Колька! – резанул слух девичий крик, зовя брата, младшего от неё на два года.

Коротко объяснив задачу Николаю, выскочившему на крыльцо, вдвоём помчались к зданию школы, нежно прозванной «северянами» – «Ласточкой». Оказалось – в посёлке, уже никого из представителей власти не было, включая блюстителей порядка, и, конечно же, сторожей временной продуктовой базы, расположенной в нескольких классах. Ну, а так, как у нас народ очень бдительный, то жители близлежащих улиц сразу узрели – этот склад не подлежит эвакуации. Выходит, немцам он тоже не должен достаться. Логика есть? Есть! Сказать: творилось столпотворение – ничего не сказать. Обезумевшие от «халявы» люди, хватали кули с крупами, ящики с консервами, отталкивая друг друга, несмотря на то, что были соседями, или просто знакомыми. Народ, с жадностью саранчи, набрасывался на штабель, или кучу габаритных грузов, и, в один момент, на этом месте ничего не оставалось. Вера, метавшаяся из одного угла в другой, нигде не успевала, поэтому очень разволновалась: все хватают! тащат! а они, вдвоём, словно два беспомощных птенчика – бессильны перед напором людской ловкости. Вдруг, в углу, она заметила мешок; подскочив к нему, упала сверху, одновременно прощупав содержимое – пшено. Отлично.

- Пшено, так, пшено, - обрадовалась она находке, которую, кажется, успела «застолбить». Лежа на нём, завертелась, ища взглядом Николая, но того не было видно. Звать в этом хаосе – бесполезное дело. Оглянувшись, увидела: через минуту в этой комнате никого не останется. Сейчас должен подойти брат – вдвоём хоть что-то да принесут домой. Магазины давно приказали долго жить; народ же кормится собственными запасами; а тут, целых пятьдесят килограммов пшена, будто бы с неба упавших в подарок.

Вдруг девушка ощутила: чьи-то сильные руки схватили её за ноги, и начали приподнимать. Вера вцепилась в находку. Не имея возможности оглянуться, стала кричать, звать на помощь. Держась, изо всех сил, за боковые швы, она ничего не могла сделать – руки скользили к углам. Начав брыкаться, что дало ей небольшую передышку, сумела крепко ухватиться за концы мешковины. И вот уже её тело раскачивается в воздухе, а мешок, вместе с нею, скользит по полу, по направлению к двери. Злой и молчаливый мужчина, делал своё чёрное дело, упрямо продвигаясь к выходу. Время от времени, он попускал её ноги, и она билась головой о пол, царапаясь о доски – остатки ящиков. К грабителю кто-то пришёл на помощь – дёрнули в четыре руки, оторвав девочку от «ненужного» ей груза. По инерции, Веру, напоследок, протянули лицом по половицам, затем отбросили в сторону, словно сломанную куклу за не надобностью. Незнакомцы, подхватив её добычу, выбежали из класса.

Николай нашёл сестру, сидящую в одиночестве, и размазывающую слёзы по лицу. Узнав о наглом грабеже, он схватил обломок доски, и побежал вслед за негодяями, но никого не обнаружил. Униженные человеческой подлостью, они отправились восвояси. Подходя к жилищу, договорились: никому не будут рассказывать о своей обиде.
Много воды утекло с того момента, а в воспоминаниях Веры, этот день оживает, как вчерашний, заставляя вновь вспоминать о полученной душевной ране.
Сосед по дому, бывший председатель шахткома Северного рудника, Васильев Гаврил Семёнович, предложил Перегородам, эвакуироваться вместе с его семьёй. Оставаться в городе, смысла не было. Елена Алексеевна – сама активистка и жена стойкого коммуниста, старшая дочь была замужем за военным офицером. Поэтому они с радостью согласились, тем более, Дуняша недавно вернулась с рытья окопов, куда отправилась добровольцем.

Сборы были короткими: дом, по улице Октябрьской, закрыли, Вера отнесла ключ дяде, жившему рядом, на первое время взяли с собой немного вещей и продуктов. Попрощавшись с родственником, отправились в Никитовку. Там погрузились в эшелон, с минуты на минуту, ожидающий отправления.
Неизвестно, как дальше сложилась бы жизнь этой дружной семьи, но налетели немецкие бомбардировщики, и на станции начался кромешный ад. Поезд превратился в жалкое зрелище. После бомбардировки, затишье продолжалось не долго. На подступах к Никитовке разгорелся бой.
- Немцы?! - непонятно – спрашивая, или утверждая, что это именно так, Васильев опять подбросил идею. - Пора отправляться назад.

О необходимости возвращения было понятно без подсказок: все вещи, которые брали с собой, сгорели в вагоне; на руках – два малыша, значит, выбора нет – только домой.
По дороге идти не отважились – ушли от железной дороги вглубь Никитовки. А затем – краем степи, вдоль лесополосы, добрались до балки. Там, у родника, умылись, передохнули. И дальше пробирались полем: от террикона до кургана1, от кургана до террикона, пока не дошли до своего посёлка. Шум боя остался на севере и сзади. На подступах к родному городу тоже слышалась канонада, но гораздо южнее. По мере приближения, все явственнее слышалось – где-то под Нью-Йорком, судя по доносящимся звукам, идёт ожесточенная артиллерийская перестрелка, а на остальной территории района тихо, вроде бы и нет вокруг никакой войны. Немцы, словно игнорируя, обошли Дзержинск с двух сторон – этот маневр жителям показался очень странным.

1 В степи за «Финскими» (пос. Кирово), было несколько древних курганов и старых не больших терриконов, оставшихся в великом множестве вокруг города. В конце первой половины 60-хх, все искусственные неровности пустили под бульдозер, а образовавшуюся пустошь засадили дубами.

Забирая ключ у деверя, Елена Алексеевна, лишь молча, махнула рукой, на его ироничное замечание: «Быстро съездили».
Вернувшись в родные стены, довелось смириться – ведь через линию фронта с малыми детьми не пойдёшь. Следующий день прошёл сравнительно спокойно, если не считать внутреннего дискомфорта оттого, что вокруг твоего родного очага, расположились чужие люди, пришедшие на твою землю с единственной целью: сделать из тебя и твоих детей – рабов; может быть, – свободных, но всё равно – рабов.

Безмятежно прошёл ещё один день, и ещё... Отрываются листочки календаря, отмечая дни, недели, новой замершей жизни.
В воздухе стоит непривычная тишина. Фронт отодвинулся на восток. Одинокими монстрами выглядят трубы многочисленных шахтных котельных, без привычных столбов дыма. Замер Дзержинск. Свои – оставили, а немцы, почему-то не торопятся входить в город. Утром, на импровизированных базарчиках, люди делятся слухами – кто-то видел расклеенные листовки, иные рассказывали о появившейся банде, обчищающей за ночь несколько домов.

Однажды, осенним днём, обстановка в районе резко изменилась. В одночасье город и прилегающие сёла, заполнила оккупационная власть, в лице комендатуры и полицейских управ, выросших, будто грибы после хорошего дождя. В центре населенных пунктов, на постой встали немцы, румыны, бельгийцы, и соотечественники – украинские националисты, гордо именующие себя борцами за свободу своего народа. Правда, дзержинцам не совсем было понятно – какого народа? Относительно быстро, в декабре, заработал новый порядок, искореняя неугодных личностей железной рукой германского правосудия. Первыми в городе расстреляли трёх местных бандитов, одновременно с ними – десятерых дзержинцев, за разгром вражеского штаба в Щербиновке и хранение оружия. Народ, переживая гибель патриотов, возмущался фактом, когда героям пришлось принять смерть в одном ряду с мародёрами.

Семейство Перегороды, после неудачной эвакуации, безвылазно сидело в своём доме. Безрадостно встретили Новый год, гадая за чаепитием, где сейчас может находиться их отец. Дети, раньше, неоднократно заводили о нём разговор, но в душе, никто, кроме матери, не верил, что он ещё жив.
В один из первых дней января 1942 года, вечером раздался настойчивый стук в дверь. Дуня метнулась к окошку, но разве через замёрзшее стекло разглядишь – кого принесло, на ночь глядя? Дверь открылась, и вместе с холодным воздухом, в коридорчик ввалился полицейский. Память стёрла его настоящее имя. Звали его просто Белорусом – по национальности. Он был не из местных жителей, а каким образом оказался на службе в полиции посёлка – никто не знал; также не понятно – на почве чего Володя сблизился с Белорусом, но иногда тот передавал ему информацию; и зять уходил в ночь, чтобы предупредить выявленного полицаями коммуниста.

В отличие от других населённых пунктов Дзержинского района, в полицейском участке посёлка шахты «Северная», собралось странное общество предателей, поступки которых не совмещались с их службой.
Уже известный Белорус.
За стенкой у Перегороды жил К., которого по складу характера, соседи за глаза звали куркулём. При одном взгляде на него, можно было подумать, что К. действительно живёт лишь одной мыслью – где, чего урвать. Но людей не выдавал, а попавшим в беду – старался помочь.
Начальником полиции служил Т2. Поговаривали – прежде, чем он возглавил данное подразделение, в его доме появились гости из городской управы. Следствием этого визита оказалось то, что Т. «добровольно» согласился принять «почётную» должность, но потом ещё долго, охая, непроизвольно хватался за больные бока. Если бы немцы узнали об этих «проделках» северянских полицаев, они точно прозвали бы здание бывшего поссовета3 «змеиным» гнездом.

2 Автор долгое время работал в одном коллективе с его племянником, но никогда не слышал, чтобы кто-нибудь, хоть раз обмолвился о неприятном эпизоде из жизни их рода. Со слов В. Д.:
- После освобождения, рассказывали – Т., через своих связных, многих земляков предупредил об угоне в Германию. И если он отсидел срок за сотрудничество – это не справедливо, потому, как «согласившись» работать на гитлеровцев, он, живой, принёс своему городу пользы больше, чем его безымянный труп, который могли сбросить в шурф одной из дзержинских шахт.
3 В этом здании располагалась местная полицейская управа.

Дуня впустила незнакомого человека. От увиденной на его рукаве полицейской повязки, ей сразу стало не хорошо, а на лице отобразилась сильная тревога. Незнакомец лишь ухмыльнулся на реакцию молодой женщины:
- Не торопись падать в обморок. Лучше позови Володю.
Белорус, а это был он, показал Володе список из сорока фамилий и адресов.
- Т. передал. Не знаю – откуда он взял эту информацию, но всех перечисленных, в том числе и вашу семью, через два дня арестуют. Дальше знаешь, что будет?
Володя утвердительно кивнул головой – еще бы не знать; поначалу задержанных граждан отправят в городскую комендатуру; а затем произойдет фильтрация: коммунистов и активистов поставят к стенке, остальных отправят на принудительные работы, возможно, в Германию, или в лагерь.

- Но, Володя, я один не успею предупредить. Кому зря довериться, не имею права, - при этих словах, «ангел-хранитель» оторвал половину списка, и отдал ему. - Поэтому, обойди всех, из этой половины и предупреди. А теперь – прощай. Вряд ли уже нам придётся свидеться, – сказал, вышел за дверь и, растворяясь в ночи, оставил после себя надежду на спасение и… скрип шагов по снегу.
С рассветом, Перегороды начали готовиться к бегству. Двое зимних санок у них было, ещё пару, добрые люди пожертвовали. С помощью родственника, разобрали шифоньеры, буфет, и из полученного материала, на четырёх санках установили ящики-будки. Утром следующего дня, имея в запасе всего одни сутки, семья погрузила в транспортные средства детей, подушки, одеяла, одежду, оставшийся после первой эвакуации, провиант, и, оставив жильё на деверя Елены, впрягшись в лямки, отправилась в село Фёдоровка Полтавской области, где проживала родная сестра Дмитрия.

Много повидали дороги военных лет, терпеливо служа и отступающим, и наступающим, и технике, и беженцам, и искателям приключений. В этот раз, по зимнему тракту странная процессия, впряжённая в санки-будки, двигалась в сторону Павлограда. С одной стороны, семья уходила с прямой дороги, ведущей на Полтаву, с другой – делая крюк, отдалялась от линии фронта; потому как неизвестно, что будет через день-два, неделю. Урока, полученного в Никитовке, хватило для того, чтобы попытаться максимально обезопасить жизнь четверых детей, суммарный возраст которых составлял 33 года.
Днём шли, выбирая путь короче, с наступлением темноты, просились к людям переночевать, или находили брошенное здание, и останавливались в нём.

Путь пролегал через небольшое село Золотой Колодец. Было видно – здесь недурно люди живут. Хороших домов много, некоторые – крыты железом. Останавливаться не решились; задолго до темноты, могли успеть пройти 15 километров, добравшись до соседнего села – Святогоровки. Только пополнили запас воды из знаменитого колодца, и заторопились к выходу из села. По ровной накатанной дороге легко скользят санки. Видимо, им не только благоприятствовал удобный путь, но они сами уже привыкли к своей лямке, поэтому быстро добрались до следующего села. Конечно, и страх придавал взрослым силы, но не столько за свою жизнь, сколько за тех – кого они на свет произвели. Прошел санный обоз по центральной улице не более пятидесяти метров – навстречу из переулка вышли землячки: Любовь Бондаренко и Фекла Аксёнова. Они, удачно поменяв вещи на хлеб, возвращались домой. Елена Алексеевна с зятем, начали уговаривать их не появляться дома, с жаром доказывая, – Володя сам видел их имена в «чёрном» списке. Рассказали женщинам о визите их спасителя, но его фамилии не назвали, про поход Володи по ночным улицам, и о том, что кроме них, двоих, уже все оповещенные исчезли из посёлка. Встреча с Перегородами, вдали от теплого дома – разве мало этого доказательства резких перемен, произошедших по месту жительства.

Елена на прощание заголосила:
- Ой, деточки же мои, ой, не возвращайтесь мои подружки!
Люба сказала, как отрезала: «Дети остались одни!». Этого сильнейшего аргумента было достаточно, чтобы женщины не прислушались к предупреждению. Их, не предавших своих детей, и вернувшихся домой, буквально в воротах арестовали полицаи. Вражьи сыны, будто бы где-то неподалеку, за ближайшим углом, дожидались своих жертв. Впоследствии женщин отвезли в Артёмовск, откуда не возвратился ни один дзержинец. Если из Горловского СД, после наказания плетьми, единицы всё же возвращались, то в Артёмовске – люди, отправленные для дознания, на предмет сотрудничества с советским подпольем, свою смерть нашли все! до единого человека!

У Аксёновой, сиротой остался сын Анатолий4, в возрасте, около 14 лет.

4 Во время оккупации, Анатолию помогли выжить соседи. Он, очевидно, сыном полка отправился с воинской частью, освободившей город. После войны, взял план возле Перегород, и они помогли ему построиться.

Отягощённые грустными думами о своих землячках, беглецы переночевали в заброшенной конюшне, на другом конце Святогоровки. Такой ночлег считался ещё божеским, ведь иногда приходилось ночевать прямо под открытым небом – под забором. Сами мёрзли, но детей старались беречь. При входе в населённый пункт, начинали проситься в крайние дворы. Не милостыню, не еду – просили: приткнуться на ночь, где угодно, и как угодно, лишь бы обогреться; но в любых условиях особое внимание, по известным причинам, уделялось Катерине.
Однажды в деревне Богуслав, остановились возле большого дома. Постучали в двери, получив приглашение войти, Дуня и Катя пошли договариваться о ночлеге.
- Женщина, добрая, пустите нас переночевать, хоть у порожка.
- А у вас нэма мэбэльных туфлив?

У Вериных сестёр уже был богатый опыт общения с людьми схожего характера, поэтому они наперед знали, чем закончится подобный диалог.
- Эх, ты – сука! Ты хоть узнай: что такое модель, а что – мебель, - и, хлопнув в сердцах дверью, – вышли.
В этот день на измученных путников свалилось редкое испытание: перед Богуславом пришлось два часа идти в снегопад. Дорогу, по свежему снежку, прокладывали Володя и

Николай, тянувшие самый большой «возок», а за ними, уже, след в след, шли остальные.
В деревне, на площади шло народное гулянье. Сновали какие-то ряженые. Елена, посмотрела на веселящихся людей, незаметно перекрестилась, и сильнее налегла плечом на свою лямку.
Начало темнеть. У странников ноги тяжелели, медленно превращаясь в чугунные слитки. Проходя мимо одного двора, Вера заметила – там нет собаки.
- Постойте. Я зайду в этот двор. Если нет собачьего лая – значит, мне можно войти.
- Иди, дочка, - распорядилась мать, и горько улыбнувшись, пошутила, - а мы здесь пока покурим.

Войдя, Вера увидела – сквозь не плотно закрытую дверь сарая, пробивается свет. Постучавшись – вошла. Там бабушка доила корову.
- Бабулечка, родненькая, - встала на колени, - пустите нас, хоть в сарай, хоть у порожка переночевать.
Хозяйка глянула на нее и укоризненно покачала головой:
- Сейчас же встань.
Вера с готовностью вскочила, стараясь смотреть бабушке в глаза.
- Сколько вас? - спросила, не отрываясь от дойки, ловко пуская струи молока в кувшин с широким горлышком.
- Восемь, из них две маленькие девочки.
- Идите, деточка, в хату, там – дед вас разместит5.

1 Рассказывая об этих людях, Вера Дмитриевна, трижды перекрестилась и произнесла: «Царство небесное, пусть им будет пухом земля, весь век».

Зашла девушка в жилище, смотрит – дедушка, сидя возле швейной машинки, что-то шьёт. Она передала слова хозяйки. Тот сразу, как-то живо встрепенулся, засуетившись, встал со стула и распорядился:
- Так зачем же ты их на улице бросила? Заходите, детки. Заносите все вещи. Быстрее заходите.
Выскочила младшая дочь из чужого двора с радостным лицом, крича:
- Мама, идёмте! Люди хорошие оказались!
Вошли Перегороды в горницу, осмотрелись – в доме грязно. Елена, нахмурив брови, спросила у хозяина:
- У вас мел найдётся?
- Имеется. А зачем?
- Сейчас увидите. Катя, Дуня, закатывайте рукава…

И закипела работа: выбелили все комнаты и печку, выдраили полы. Затем дед в доме жарко натопил, а бабушка с мамой вареников наварили. На столе молоко стоит – пей, не хочу. Но дети молоко не пьют – отвыкли. Хозяйка, посмотрев на них, разучившихся есть нормальную пищу, вздохнула и прошептала:
- Мученики.
Гостит семья у добрых людей два дня. Елена Алексеевна, утром подходит к хозяевам со словами благодарности, мол, пора и честь знать, поедут они дальше. Но дедушка, неожиданно предложил:
- Поживите, детки ещё у нас.

Услышав такие слова, «гости», по этому поводу, не стали даже скрывать своей радости. И вот в самый её разгар, в комнату входит мужчина в сутане; сквозь расстегнутый кожушок виден желтый крест на массивной цепи из такого же металла, но явно не золотые изделия; в руках он держал хлеб, весом, где-то килограмма два с половиной. Неожиданное появление незнакомца оборвало веселье. Немцу – не удивились бы, а тут просто диво – живой батюшка. Оказалось – он тоже живёт у этих людей; сам родом из Сталино. Эти дни отсутствовал по причине крещения местных детей. Сели ужинать. Священник трижды прошелся перстом во имя Отца, Сына и Святого Духа, затем окинул строгим взглядом новых постояльцев – намекая: перекреститься нужно перед трапезой. Начали Перегороды осенять себя крестным знамением, и от этого зрелища (иначе не назовёшь), глядя на сестёр, неуклюже двигающих руками, Вера вполголоса рассмеялась. Матушка толкает её под бок: «Что же ты делаешь, сукина дочь?». А дочку ещё больше разбирает – Николай левой рукой крестится.

Следующим вечером, благодаря нравоучениям мамы, за ужином, её дети вели себя пристойно. Постояльцы наводят порядок, доят корову, чистят в сарае. Еды достаточно, да еще и земляк приносит; работы у него хватает: люди рождаются, проводит различные обряды, но чаще всего отпевает – тоже кусок хлеба. Полюбилась деду дружная работящая семья – не отпускает. Так и прожили у них около полутора месяцев. Но настало время, и распрощались беженцы с хлебосольными хозяевами, а батюшка, дословно зная их историю, благословил в добрый путь. Сколько потом хороших слов сказали путники, вспоминая этих простых бедных людей из Богуслава.

Особого тепла ещё не было, но весенние ручьи уже бежали несколько дней. Елена, при входе в Павлоград6, заметила – нужно было собираться в дорогу ещё три дня тому назад. Город пересекли без приключений. Никто ни разу не остановил. Нужно заметить – этот «караван» ни один патруль не задерживал. На мостах караульные заглядывали в «будки», и, увидев детей, небрежно махали руками – проваливайте. Границу города вроде бы проехали, а всё равно продолжали ехать в городской черте. Оказалось – это пригород – посёлок Южный; а в народе его называли артполигоном, из-за недалеко расположенного полигона, на котором испытывали свою продукцию два военных оборонных павлоградских завода.

6 В феврале 1943 года в городе началось антифашистское восстание, единственное восстание на всей Украине. Повстанцам при поддержке 35-й Гвардейской стрелковой дивизии удалось освободить город от немцев на 5 дней. Полное освобождение города состоялось 18 сентября 1943 года.

Дорога стала лучше; правда, ледок немного с водичкой, но санки скользят хорошо. Ехали они, ехали, и вдруг санки с детьми провалились сквозь лед, в воду, однако ящики держались на краях полыньи. Кинулись Николай с Владимиром их вытаскивать, а лёд в огромной бомбовой воронке начал ломаться под ними; и мужчины забарахтались, оказавшись в ловушке. К ним нельзя подступиться – кромка, как на озере, рушится, и сами они выбраться не могут – скользят по склону, лишь еле-еле поддерживая будки, чтобы те не утонули. Вера крутанула головой по сторонам – увидела напротив жилое здание. Она мчится к нему, врывается внутрь; видит: сидят мужчины в полувоенной форме. Ни на минуту не растерявшись, начала голосить:
- Ой, людечки! Ой, добрые! Спасите детей! Бог вас не забудет! – внимательнее присмотрелась: то ли в комендатуру заскочила, то ли – в полицейскую управу.
Старший по возрасту (наверно, начальник) сразу выгнал своих подчинённых:
- Быстро, быстро! Детей нужно спасать!

Действительно, скоро вытащили «утопленников». Куда мокрым людям деваться? Полицаи сочувственно отнеслись к их беде.
- Давайте их туда, - староста показал рукой в сторону двухэтажного здания. Несколько позже выяснилось: это было бывшее общежитие при артполигоне. Здесь и поселили Перегород. С одного хода – жили немцы, а с другого – кого только там не было; словно восточный базар…
Староста, проводив путников до их комнаты, задержал взгляд на головном уборе Веры, и, оглянувшись по сторонам, убедившись, – рядом никого нет, шепнул:
- Шапочку-то спрячь, и больше не надевай, - посмотрев, как девочка сорвала его с себя и сунула за пазуху, добавил. - Так целее будет… голова.

Вера удивилась. Сколько уже прошли, но никто, ни разу не придрался. Правда, она иногда надевала поверх шлема платок (в начале лета заезжал в гости двоюродный брат и оставил ей в подарок летный шлем – удобный и тёплый).
Детей сразу переодели, а вот с мужчинами дело обстояло несколько сложнее. Сёстрам пришлось побегать по окрестностям – насобирать дров. Растопили печь, и к вечеру все обсохли.

Комнатка досталась не большая, но жить можно, ведь тепло, и крыша есть над головой. Решили Володю с Катериной отправить на разведку в конечный пункт следования семьи – в Федоровку. Муж родной сестры Дмитрия Пантелеевича до войны председательствовал в колхозе. Также не нужно было исключать тривиальный вариант – он расстрелян. Разведчикам собрали остаток провианта, которым семью снабдили добрые старики, и проводили в дорогу; а Елена взяла часть вещей, возвратилась в Богуслав, и поменяла их на два неплохих куля пшеницы. Возвращаясь назад, торопясь успеть засветло, решила перед артполигоном «срезать» дорогу через поле. Самой идти было несколько неудобно, зато санки с грузом шли легко. Не доходя метров тридцати до края поля, вдруг почувствовала: сапоги ушли в грязь, чуть не по самые края.

Мысль о том, что и с хлебом подобное тоже может случиться, придавала ей сил, но, сколько она не пыталась выдернуть ноги из необычной ловушки – ничего не получалось. Слёзы обиды застилали глаза – проделать такой тяжёлый путь, перенести массу унижений, из-за хождений по дворам, предлагая вещи на мену; и всё ради того, чтобы утопить хлебушек рядом с виднеющейся дорогой. Вдали показался одинокий всадник. Вскоре, напротив неё остановился вооружённый немец; осмотрелся – вокруг ни одной души, кроме него и русской бабы в поле; взялся за ремень карабина. У Елены ёкнуло сердце – стоило ли пускаться за тридевять земель, чтобы принять нелепую смерть в чужом краю?! Незнакомец, всего лишь поправил на плече оружие, и направил коня в её сторону.

Сделал жест ногой, мол, матка, цепляйся. Елена Алексеевна схватилась за стремя, и вытащила ноги из коварного плена. Конник дал ей верёвку, один конец которой был привязан к седлу, а второй женщина привязала к лямкам саней. Посадив неожиданную попутчицу сзади себя, тронулся в путь. Матушку бил озноб: ненавистный гитлеровец спас мену, а, возможно, и её жизнь. Пока тряслась на лошади, столько неправильных дум пришло в голову – наверное, за каждую из них, можно было, до войны, пойти по этапу. Дорога была не долгой, и скоро всадники остановились перед общежитием. Обрадованные дочки занесли мешки в комнату, удивляясь и приговаривая:
- Везёт же нашей маме.
Дуняша позаимствовала у соседки крупорушку, и скоро всё семейство уплетало пшеничную кашу, благодарствуя Богу за посланного немца. Потом было чаепитие – пили травяной отвар, приготовленный мамой, не доверявшей никому этот, как она считала, важный процесс.

часть II: http://www.dzerghinsk.org/blog/kak_ehto_bylo_ch_ii/2014-06-09-718
часть III: http://www.dzerghinsk.org/blog/kak_ehto_bylo_ch_iii/2014-06-09-717