Мерзость. Часть II

За пару минут до того, как Виктор закончил пропускать уголь, на другой стороне орта, Николай закрыл люк, по силе «тока» угля, давившего на затяжки, почувствовал, что там его с избытком: «Герасимович лишка пропустил». Он слез с вагона, отошел дальше на «свежую струю», и только там уже снял респиратор; с сожалением посмотрел на пыль, висящую в воздухе – подсыпка в первом уступе.

- Слазить – посмотреть? А польза? Только время убью – ведь без порожняка не выпустить забойщиков. Лишнего угля, конечно, не бывает, но сегодня его что-то чересчур. Говорили, правда, уголь оставался со вчерашнего дня, но всё равно, что-то много «лишнего».
Двинувшись к телефону, он поравнялся с временным помощником:

- Я буду на заезде (начало участка, штрека), но ты никуда не уходи, пока забойщика не достанем.

- Какого забойщика?! Откуда? - молодой человек встрепенулся, явно растерявшись от непривычно резанувшей по ушам новости.

Фото: Автор, контур человека с блестящими глазами...

- «Бугра» нужно выручать, - Николай равнодушно махнул рукой. - Не твое дело.
Последние его слова смахивали более на звериный рык, чем на человеческую речь. Прорычал и побежал к телефону. «Мухомор» посмотрел мастеру вслед, пожал плечами: «Не выспался он сегодня, что ли?». Он подошел к лёжке, вытрусил постель, т. е. свою верхнюю одежду, но ложиться не стал.
- Что-то здесь душновато?
Он взял прибор, померил содержание метана возле первого орта – газа не было. Взял горсть угля, подбросил там же вверх – вся пыль медленно опустилась вниз – вентиляция отсутствовала, поэтому и очень тепло на участке. «Мухомор» оглянулся – светильника горного мастера не было видно, он один остался на штреке. Приставил лестницу к орту – нужно слазить посмотреть: что же там творится на сопряжении с лавой – будет, о чём по выезду доложить своему шефу.

А случилось там вот что: «Безликий» оказался ещё и тупым – разобрал «ножку» в уступе и подсыпался, навалив угля на целик. «Мухомор» начал откапывать ход в лаву, разгребая уголь руками. Пять минут попыток сделать проход, не увенчались успехом. Это усилие – «из ведра – ложкой», не принесло результата, так как углю деваться было некуда – хороший ход выходил на другую сторону, т. е. на тот орт, где бригадир пропускал уголь. Кое-как вэтэбэшник сделал отверстие диаметром сантиметров в двадцать. В орте посвежело, вентиляция дунула с необычайной силой, выметая, подбрасывала небольшие кусочки угля вверх по склону. Уступ мгновенно окутался завесой черного тумана. Наступил один из неприглядных моментов работы, когда, из-за одного «дуба», несколько человек сидят в ожидании долгожданной помощи. С трудом можно представить, что в тот день вытерпели уши «Безликого» от Потехи.
Забойщики, увидевшие, что их не бросили на произвол (но иногда полнейшие «дубы» попадаются и на штреке), стали подгонять того, кто нёс им освобождение из временного плена. «Спасатель» объяснил им ситуацию – придётся ждать порожняк, но это они уже и без него давно поняли.

Почувствовав себя причастным к работе участка, молодой человек решил проявить инициативу – собрать доступную информацию. Стараясь не касаться насыпного угля, потому, что при малейшем прикосновении к куче – поток вентиляции с силой вырывал частицы угля и уносил вверх, добавляя пыли в уступе, он подтянулся насколько смог к ножке, и крикнул:
- Вас сколько человек здесь находится?!
Потеха, не успевший из-за подсыпки на перегон клети, «рвал и метал», и сейчас он вполне осознавал, что им придётся ещё сидеть и сидеть в «плену», но всё равно надрывал голосовые связки, утешая свою душу в неуёмном желании – кого-нибудь… «облаять».
- Братан, ты думаешь нас выпускать или нет?
- Ещё не время.
- Как не время? Ты, рожа протокольная, выпускай нас, или я тебя по выезду – урою! Век свободы не видать! Ты у меня допрыгаешься! Выпускай нас! Я кому сказал?!
- У меня к вам один маленький вопрос….

- Пацаны, - обратился Сергей к друзьям по несчастью, - голос незнакомый, явно не с нашего участка. До невозможности тупой «пенек», - и после некоторого раздумья крикнул вниз. - Ты кто?!
- Я – горный мастер с ВТБ. Вас по путёвке снизу должно быть четверо. Сколько вас сейчас в первом уступе?
Потеха проигнорировал его вопрос.
- Эй, верх! - продолжал неутомимо рвать глотку «мухомор». - Отвечай! Сколько вас?! Должно быть четверо?!
Потехе надоел этот незнакомец, страдающий любопытством, и не желающий их освобождать:
- Нас и есть – четверо; только из них – трое живых и один мёртвый. И чем быстрее ты нас откопаешь, тем быстрее тебе орден дадут, - и чуть помедлив, добавил, - на Соловках. Ты всё понял?

В принципе он прав – трое забойщиков снизу рубало, плюс один «мёртвый». Четвертому, «мёртвому», за насыпку напишут «коней». Начальник не посмеет «кинуть» Виктора. Всё расписано, все технологические процессы и тонкости каждого рабочего места в шахте имеют определённые термины и, если требуется, то и «имена», поэтому Потеха ничего нового или странного не озвучил.
Молодой человек от такой неожиданной вести чуть было не сорвался со стойки, благо удержался, схватившись за затяжку по кровле. Ответ забойщика, с недовольным страдающим голосом, подействовал на него, как удар обухом топора по голове. Судорожно пытаясь смочить слюной, мгновенно пересохшее горло, подумал, - хорошо, что с участка никуда не ушёл; хорошо, что в шахту поехал.
Оправившись от первого потрясения, он закричал чужим, как ему показалось, истошным голосом:
- Э-э-й! Ве-е-е-рх!
Потеха недовольно пробормотал, обращаясь к своим коллегам:
- Как он задолбал, - потом крикнул вниз. - Ну, чего еще тебе?! И без тебя горя хватает.

У «мухомора» где-то под ложечкой кольнуло. Переждав, в течение нескольких секунд, непонятную боль, он, что было мочи, закричал: «Фамилии живых назовите!» (потом, при разборе случая, он не смог ответить – почему так спросил).
- Стеблич, Потеха и… - Сергей назвал фамилию «Безликого». - Давай там быстрее шевелись, - тут он опять вспомнил про взаимосвязь внешности и протокола, и добавил не в меру возбужденным голосом: - Нам здесь неприятно сидеть. Очень…
Вэтэбэшнику (уже полезшему вниз) от этих слов совсем стало плохо. Он не мог понять – ноги или стойки крепления прогибаются под ним. С лестницы он сорвался, и, упав, больно ушиб левую коленку о рельс.
Парень не понял, как это могло с ним случиться – ведь практически на ровном месте. И теперь он сидел между рельсами, где только что приземлился (до матушки-земли 870 метров).
В бессилии перед фактами, он привстал, схватился двумя руками за больное место, потом хорошо выругался, отведя душу, выровнялся, сделал шаг ушибленной ногой – было больно.

- Посидеть, отдышаться, успокоиться бы… Жизнь только началась. Посадят… Четвёртая фамилия у всех на слуху – заслуженный, знаменитый забойщик. Посадят, как пить дать – посадят. Нужно было раньше подлезть, потом кран с воздухом (имеется в виду – магистраль со сжатым воздухом) перекрыть, чтобы не было подсыпки. Теперь из меня «козла отпущения» сделают.
На ватных, не слушающихся ногах, хромая, стиснув зубы от боли, мокрый от пота, с расширенными глазами от страха за свою дальнейшую судьбу – к сожалению, перспектива оказалась на нуле, он, тяжело дыша, прибежал (если только это передвижение можно назвать бегом) к телефону – Николая не было – наверное, ушел на опрокид за порожняком.
Мастер попросил телефонистку соединить его с опрокидом. В ответ короткие гудки – занято.
- А-а-а-а-а! Вон оно, в чём дело! «…но ты никуда не уходи, пока забойщика не достанем», - молнией вспыхнуло в его голове предупреждение горного мастера. - Так он знал! Поэтому и угрюмый такой…
Он опять взялся за телефонную трубку:
- Дайте, пожалуйста, горного диспетчера.
В трубке защёлкало… Приложив свободную руку к сердцу, ощутил бешеный ритм: «Это не моё сердце, чужое… в плену у меня, и оно хочет сбежать или лопнуть! Мамочка!».
Включилась связь с внешним миром.
- Да, я слушаю.

«Мухомор» вкратце передал имеющуюся информацию о случае с тремя живыми и одним мёртвым забойщиком. Он сейчас сделал то, что обязан был предпринять в первую очередь в сложившейся ситуации.
- Ты с фамилией не ошибся?
Горе-мастер с ВТБ ещё раз перечислил фамилии живых, врезавшихся чугунным литьем в его мозг. Сомнений не было, следовательно, ни о какой ошибке не может быть и речи. В телефонной трубке на-гора раздался глубокий вздох, потом:
- Теперь слушай меня внимательно: тот люк, куда ты лазил – закрываешь затяжками; берёшь лопату, залазишь в лаву через следующий запасной орт и начинаешь выгребать с целика уголь, пока не приедут на помощь люди. Всё понял?
- Да.

- А по выезду позвонишь родителям – пусть сухари сушат.
Последние слова диспетчер произнёс таким тоном, что у «мухомора» уже не мурашки – «волны» побежали по коже. Безусловно, он не имел права так пугать парня, нужно было деликатнее разговаривать с ним. Но кто не знал Виктора? и кто с ним не дружил?! тем более они были знакомы многие годы.
Через пять минут пришел Николай с опрокида – обещали привезти порожняк через полчаса.
- Нормально, все успеем сделать: насыпать, и забойщиков выпустить, и выехать первой клетью.
Подошел к месту «заточения» бригадира, посветил издали на лёжку «мухомора» – «свято место» опустело.
- Вот уродина! Уже сбежал. А сыпать? Придётся машиниста просить, а если приедет русскоговорящий друг степей? Тот палец о палец не ударит лишний раз, не то, что из кабины электровоза выйти. Быть может, не откажется, ведь Виктор-то – в «мешке».

Николай вернулся к телефону. Поправил «лежак», постелил сверху свою куртку, прилёг с чистой совестью: порожняка нет – работы нет; поёрзался, покрутился, выбирая позу удобнее.
- Лишь бы Герасимович больше положенного не выпустил, а то придётся еще партию сыпать, а времени тогда может уже не хватить, и придётся задерживаться. И так, у нас за смену будет суточный план. Там того плана, правда, 60 тонн, но всё равно… третью партию отправлять не стоит – пусть остаётся на следующую смену, а то потом директор не «слезет» с начальника, и начнётся цепная реакция.
Эх-х! Поспать бы хоть пару часов, - он мечтательно потянулся. Николай хронически не высыпался, причина – трёхмесячная дочка. Родилась хорошо, «обмывалась» на участке тоже хорошо. Всё, как у людей… Только спать с каждым днём хочется всё больше и больше.
- В выходной нужно будет…

* * *

За считанные минуты, слух о нагрянувшей беде прокатился по шахте. Как смерч пронёсся под землёй и вырвался наружу, вовлекая всё больше народа в круговорот кровожадной вести.
- Что случилось? Где случилось? Ясно, что под землёй…
Кто из них и как? Говорят – Старый на насыпке.
Выходит, Молодой? Да-а… А ведь совсем молодой…
Значит, от судьбы не уйдешь!
Значит, нельзя легенду14 обойти!
Загудел растревоженный улей. И зазвенели провода…
Генерал…
- Вашу душу…
Райисполком… Горисполком…
- Наш… Мы не знаем… Самый… Как всегда – нелепость… Мы ни при чём… Да, штаб уже… Мы всегда на страже… Мы всегда готовы… Молодой? Ещё живой… Стихия – вещь непредсказуемая… Мы знаем…

Да, конечно, мы понимаем, но, к великому сожалению, результатов пока нет. Неясны ещё многие обстоятельства, без которых невозможно прийти к сколько-нибудь определённым выводам. Выяснением этих обстоятельств мы сейчас и занимаемся.
Да, семья… Да, две дочки, и где-то сын ещё… Нами поручено…
Родители? Обязательно…
Уже два взвода приехали… Кормление организовано… Нам крайне необходимо время… Ещё два подразделения ждем…
Говорят – сорок второй размер… Да, на вид… Всё будет, как обычно… Обижаете, мы всегда на высоте…
И даже воду в бане дали, но на-гора выдавать будут по графику.
Только что был звонок – уже четыре взвода на стволе...
И набирая силу, загуляли слухи, каких давненько не бывало. И уже не просто смерч – торнадо сметает всё на пути своём, раскаляя трубки телефонные, режет слух, и бьёт под дых без жалости.
Пошла опять волна… Уже дымятся провода…

Партком… Райком… Горком… Обком…
- Недооценили старого проверенного работника… Такая нам подножка… Мы удивлены… Какой светлый праздник загубил… Нам крайне неприятно… Министерство… Рано… Сначала извлечь… Ах! Не может быть?
Может… Всё возможно в мире этом, где за внешней красотой мифа, поражавшего наше воображение, давным-давно уж мерзость расцвела, и страсть, увы, потухла, устав бороться за себя и за остальных.
Обезумел тысячеголосый слух…
И закружилось мракобесие… Завизжали… Затрещали двери в кабинетах… Путёвки… Книги по ТБ… Эскиз за прошлый месяц…
- Срочно наказать…
Суматоха сплошь и рядом… В конторе – беспредел, теперь с работы раньше не уйдёшь…
В универмаг же ситец завезли…
Огрубевшие шахтёрские сердца, мозолистыми руками курят одна за другой и ждут.
Ждут и курят.
Ждут в нарядных.
Ждут в фойе – мерзость всех загнала под крышу второго дома…

* * *

Ощущение было такое, как будто он поймал звук ухом, приложенным к рельсу. Издали, начав свой путь, звук медленно нарастал, все явственнее проникая в сознание Николая. Шум приближающегося спасительного порожняка окончательно растормошил его. Вскинул руку с часами: «Командирские», отечественная гордость столетия, показали – прошёл почти час.
- Ничего себе! Зато даром время не пропало. До конца смены оставалось полчаса – успеем, если…
Николай встал, накинул куртку – что-то прохладно стало – вентиляция сдвинулась с мёртвой точки, наверное, забойщики «копают» сверху. Потушил свет, посмотрел в сторону забоя – сплошная темень, следовательно, «мухомор» все-таки сбежал, окончательно и бесповоротно.
- Ну, я ему устрою Варфоломеевскую… жизнь – будет в шахте по струнке ходить. Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, - начав напевать ни в склад, ни в лад полюбившийся мотив, он пошёл переводить стрелки на квершлаге – время, время, и ещё раз – время.

Выйдя из-за поворота, Николай опешил – вагонов двадцать порожняка были облеплены людьми. Чем ближе приближался состав, тем больше он походил на бронепоезд: шум, лязг, крики, обилие света; не хватало только гудка и красного полотнища с надписью: «Даёшь!..».
Николай начал уже различать чистые шахтёрки, белые рубашки, каски итээровского цвета, лопаты, различный инструмент, ранцы за плечами…
- Горноспасатели?! Учения решили провести между сменами? Ну и отличались бы на верхнем горизонте, да на дальнем участке, там и показывали, на что способны они, «сметанники»… Вот уж лодыри – пять минут ускоренной ходьбы от ствола, и те – с комфортом. Самоспасателя у меня с собой нет, прибора тоже – если месяц выполним, премия на распашонки уже не пойдет. А если ещё узнают, что Герасимович в орте сидит, на пропуске… Необходимо что-то придумать, как-то не допустить их к тому орту. А вдруг они направляются в самый забой штрека, к проходчикам? Под лавой им-то делать нечего. Не так страшен чёрт, как его малюют. Прорвёмся.

Перед тем, как гордо отрапортовать подошедшему начальнику за выполненные две трети плана, мастер попытался улыбнуться, но смог изобразить лишь жалкую гримасу. Виталий Герасимович, с незнакомым доселе выражением лица, угрюмо спросил:
- Ну, рассказывай, Николка… Как вы тут угробили человека?
Гримаса замерла на мгновенно застывшем лице.
- «Мухомор»?
К ним, хозяевам участка, начали подтягиваться белые каски…

* * *

Дремота начала отступать – послышался звук пришедшего порожняка. Виктор посмотрел на часы – до первой клети осталось двадцать минут.
- Что же они так долго? - грустно вздохнул, понимая, что им теперь придется ожидать клеть (на новый горизонт заходили при опуске смены только первая клеть и – последняя).
Через несколько минут раздался шелестящий звук уходящего вниз угля, поднялась пыль. Забойщик сидел на самой верхней кромке угольного откоса и вместе с ним съезжал к люку, одновременно обирая куски угля с крепления.
После насыпки второго вагона, десятник просунулся в наполовину опустевший люк, высветил бригадира, и негромко произнёс:
- Герасимович, можешь вылазить. Пора на-гора.
- Ну, спасибо.

Через открытый люк Виктор увидел мелькание лишних светильников на штреке. Выключив свою коногонку (светильник, устар. назв.), он стоял над люком, вдыхая с жадностью почти свежий воздух, прислушиваясь и приводя себя в порядок. Ведь одно дело, когда ты в лаве, где лишняя пыль слетает с тебя от движений, вентиляции, и совершенно другое – мельчайшая угольная «мука» без вентиляции оседает под своим весом на одежде, волосах, ушах, и самое скверное место – на ресницах. И если ты поднимешь слегка голову, или лицо попадет под струю вентиляции, тогда… О, проклятье! Эта мерзость осыплется на зрачки и тебе уже не придётся заниматься своими делами, или, если пришло время, идти на ствол – ты выведен из строя. Ты не можешь открыть глаза – они начинают слезиться от режущей боли. Пальцами рук, вроде вытертых о спецовку, пытаешься убрать с края нижних век полоски слипшейся угольной пыли, мешающие тебе. Бригадир привёл себя в порядок с этой стороны, потом с выключенной лампой вылез из люка на вагон и опешил – на штреке присутствовало около трех десятков человек. Основная их масса находилась возле первого орта, откуда начали вылезать забойщики его смены.

- Комиссия, что ли? А почему тогда «гостей» так много? Хотя специалистов в нашей промышленности предостаточно, вот только уголь добывать некому. Словно заноза, на новом горизонте наш участок, а без него шахте деваться некуда. Может, наехали с института – ведь был разговор. Академики с член-коррами? Да каждого под руки нужно вести, плюс, плюс… Оттого и свита большая…
Виктор прикрыл ладонью головку светильника и включил ближний свет, подсвечивая себе дорогу тоненьким жёлтым лучиком – лишь бы нигде не споткнуться и не удариться. Он пробирался между вагонами и лесом, сложенным на штреке в более-менее приемлемых для этого местах.
- Ну, вот и последний вагон, за ним – можно смело включить дальний свет и дорога на ствол открыта. Только вы меня и видели. Мастер будет уходить с участка – закроет люк. Николай с первых дней на этом участке работает, не маленький.

Резкая вспышка света возникла перед Виктором и мощный, яркий луч прорезал темноту, больно ударив его по глазам. От неожиданности он откинул ладонь от каски. Стоял, медленно закипая от злости: сейчас… только глаза привыкнут, и он по полной программе оттянет этого шутника.
Не сразу сообразив, что очень знакомый голос задает ему вопросы, Виктор пару раз ударил ладонями друг о друга, отряхнув пыль, приложил их к глазам. Обладатель знакомого голоса пытался своими руками ощупывать у брата руки, плечи, прижимал свои ладони к его бокам, груди, будто проверяя целостность ребер; при этом он задавал слишком глупые вопросы, имя, которым как нельзя более подходило – идиотские.
- Это ты, Витя? Ты живой, Витенька? Всё целое у тебя? Переломов нет? Не угорел, Герасимович?

Виктор убрал руки от глаз, сомнений быть не могло – перед ним стоял заместитель главного инженера по добыче Аркадий Николаевич... У бригадира мелькнула первая мысль:
- Если я слышу подобные вопросы, тогда, вероятно, один из нас сошёл с ума. Но это точно не я. Я же соображаю – куда мне нужно идти, и я, несомненно, знаю – куда шёл. Я в полном здравии, даже более… Николаевич же стоял или сидел за вагоном, что на него, блюстителя ТБ, не похоже.
Виктор внимательно посмотрел ему в глаза, пытаясь понять, что вообще происходит с этим человеком, и тут его осенило:
- Тем более он – прятался! Как же я сразу не догадался? «Крышку» рвануло у Аркаши.
Аркадий перевёл взгляд с Виктора в сторону, и вдруг с лучезарной улыбкой и криками начал быстро передвигаться к группе людей, стоящих под первым ортом.

Бригадир посмотрел на часы – пять-шесть минут оставалось до прихода клети на горизонт. Он с жалостью оглянулся вслед замглавного – пусть медицина разбирается! Достал самоспасатель из хованки, надел куртку и побежал на ствол.
На клеть он все-таки опоздал. Закутавшись удобнее в куртку, улёгся на лавочку в людском накопителе. В таком положении находился до тех пор, пока туда не ввалилась многочисленная толпа в чистых спецовках, возбуждённо гомонившая. Впереди бодро шёл зам. главного инженера с беззаботным радостным выражением лица, чем-то напоминающим искусственную гримасу манекена или маски. Изотовец разговаривал с кем-то через плечо. Виктор обратил внимание на незакрывающийся в улыбке рот замглавного, сегодня – счастливейшего человека. Прикрыл воротником спецовки лицо и отвернулся к стене, проигнорировав подошедшую группу шахтёров. Предводитель, подойдя к вертушке, приказал стволовому открыть её. Щёлкнуло – открылась, спустя несколько секунд вновь щёлкнуло – закрылась. Аркадий подошёл к телефону, чтобы доложить по инстанции о ликвидации… аварии, вернее, о том, что ЧП оказалось мифом.

Трудна и монотонна была жизнь Аркадия Николаевича, не ведающая безделья, пустого созерцанья и тоскливой маеты, в отличие от многих, ему подобных, не знающих, чем занять себя и каким способом уничтожить своё драгоценное время. Он был человеком очень непростого характера, любил доклады, в которых иногда проскакивала несообразная помпезность. Аркадий знал всё – по любому вопросу, касающемуся работы шахты, он мог подсказать, рассказать, объяснить, что и как сделать, но старался не подписывать бумаги. Наверное, это была врожденная черта самосохранения, которой он систематически придерживался. И поступить вопреки себе – это был бы тяжелейший случай. Он мог какую-нибудь обыкновенную справку, принесённую простым шахтёром на подпись, держать в руках несколько минут, потом вздохнуть, напустить на лицо вдумчивый вид и произнести:
- По этому вопросу нужно обращаться к главному инженеру, я не могу, просто не имею права. Извините.

И проситель уходит туда, куда его послали. Со свойственной человеку назойливостью, он всё-таки подписывает справку у главного инженера, вникнув в суть разницы культуры поведения некоторых горняков, убеждаясь, лишний раз, что в семье Аркадия Николаевича, в отличие от остальных… денег на воспитание не жалели. Но так думать может только человек воспитанный – это кто музыку слушает, книги там, газеты читает…
А человек неразвивающийся, тёмный в своих убеждениях и помыслах, написал на потолке шахтной клети, предыдущего места работы замглавного: «Аркаша, помни – Борман жив!».
 

Примечания

14 Неправдоподобная и чудовищная по своей сути закономерность, подтверждённая самой действительностью, превратилась в легенду, передаваемую из уст в уста следующему поколению с оглядкой и чуть ли не шепотом с прижатым пальцем к губам. Время иногда укрепляло в людских умах веру в существование легенды о том, что если здесь работают два брата, то один обязательно погибнет. За всю историю шахты, лишь Николай Копичка и его брат Иван (Герой Соцтруда), избежали этой участи.
Я не придавал поначалу значения вскинутым бровям, удивлённым глазам тех людей, с кем Виктор меня знакомил. Некоторые «клоуны» склоняли голову набок и смотрели на меня глазами, полными скорби. Когда я оперился, и мог дать фору любому здешнему асу, когда сам брат посчитал, что я вполне «созрел», тогда за чашкой чая он поведал про рок, преследующий шахтёров. Ну, посмеялись – МЫ же Гринёвы! Спустя столько лет, не хочется думать о том, кто же из нас привёл за руку Её Величество в отчий дом.
В дальнейшем, из многих ситуаций, чреватых летальным исходом, я выходил невредимым, иногда – почти невредимым. Почти – это вполне приемлемая цена по сравнению с жизнью. После таких случаев, я всё больше и больше чувствовал себя «заговоренным». Ведь было бы чудовищно несправедливо: если бы матери-старушке пришлось пережить смерть своих двоих сыновей. И перенесла бы она вообще такое горе?

Конец второй части

Часть третья: http://www.dzerghinsk.org/blog/merzost_chast_iii/2016-05-13-957